Что-то вспомнились мне мои деньки в дурке.
Там вообще было хорошо, атмосферно. Вот так выходишь из палаты с утра - а из палаты напротив крик, переходящий в визг, и тело какое-то дрыгается, врачи бегают вокруг: новенькую привезли. Сидит на табуретке перед пианино в чёрном капюшоне кто-то, смеётся. Идёт с кружкой в руке и пустым взглядом по коридору Аллочка, медленно и трясясь всем телом, и зовёт маму - Аллочке 56, но ведёт она себя в точности как избалованный в хлам 4-летний ребёнок. Бегает Салова без штанов, потому что, видите ли, те бежевые она надевала вчера, нельзя два дня подряд в одном и том же ходить, а других-то нету. Негры-интерны не знают, куда глаза прятать. А ты стоишь, улыбаешься, и такое ощущение смутное, что ты дома. Там как только приходишь, тебе сразу старожилы говорят: не смей начинать считать это место домом, иначе никогда не выберешься.
Я когда туда попала, первые дня три от шока есть не могла и спать. В общем, не ела и не спала, чудом избежала участи быть привязанной и накормленной силком. А на четвёртый день из меня взяли два шприца крови, с утреца. А потом я пошла это дело подытожить сигареткой, 12-10-10. Право слово, я не знаю, какой магией меня откачали, но ощущения были крайне любопытные.
Или, бывает, ложишься спать. Одеялом прикрылась, глаза одни наружу. В палате свет выключили, в коридоре ещё горит - медленно открывается дверь, очень медленно, со скрипом. В дверях встаёт сгорбленный силуэт - и стоит, эдак в твою сторону стоит. Хрипит, чуть-чуть стонет, слабо так, коротко. И делает шаг вперёд... это была моя вторая ночь, я ещё не совсем привыкла к местным обрядам, поэтому орала от души. А оказалось, Аллочка пришла спросить, нет ли шоколадки у кого.
Бабушка там была чудесная. Ходить могла с трудом, поэтому ей все периодически порывались помочь. А она говорила, что, мол, ребята, жизнь - это борьба, и я буду бороться с невозможностью ходить легко! Или заходит в туалет и стоит, смотрит на нас, как мы курим там. Мы спрашиваем - вам в туалет надо? помочь? А она - нет! Я... *и со Значимостью такой, широко открыв глаза, гордо подняв подбородок и пальцем в потолок указав* путешествую! Развернулась да попутешествовала обратно. И что она там делает, за что её туда?

Кстати, 20-е отделение 2-й Советской больницы - это чудеснейший пример идеального социума. Там каждый понимает: остальным не более сладко, чем тебе, они тут тоже потому, что им плохо. Плохо всем. Не стоит делать хуже, ничего не осталось, кроме как всем в этой лодке помогать друг другу. Там все и всех принимают такими, какие есть. Сидит и смеётся истерически, слёзы из глаз льются? Никто не удивится и не испугается, и не будут тебя избегать ещё двое суток, потому что а мало ли. Медсестру позовут, может, чтобы помогла. Шлёшь всех нахер - никто не обидится, бывает. Крадёшь печеньки - похихикают, но не треснут. А если и треснут, то та, которая крадёт, не обидится - тоже понимает, психанули, бывает. Удивительно: взаимоотношения в дурдоме намного более здоровые, нежели снаружи, между людьми "нормальными". Намного.
Пепельница стоит ровно под знаком "курить запрещено".
Всем отделением (больные, санитарки, медсёстры... психиатры своими персонами) собирали паззл из 1000 кусочков. Собрали около 500. Психиатры бросали утренний обход, завтрак задерживали, больные приходили за таблетками на полчаса позже положенного - все, проходя мимо паззлов, не остановиться не могли.


Даже скучаю.